Журнал «Русское Искусство», № 2, 2011
Живописец и график Александр Дмитриевич Тихомиров (1916–1995) в историю официального советского искусства вошел как автор ленинианы и самого большого в мире (42×22 м) портрета Ленина. Но вторая его жизнь как художника – тайная, трагичная, исповедальная и главная для него самого – была связана с созданием произведений, противоречивших духу соцреализма и, конечно, в советское время недоступных широкой зрительской аудитории.
Как отмечает искусствовед Е. Алленова, «…наследие художника настолько ярко и самодостаточно, что становится очевидным: за этими произведениями стоит совершенно уникальная личность. Они свидетельствуют о непрестанной интеллектуальной работе, которую художник не оставлял никогда.Тихомиров вдумчиво изучал историю мирового искусства, его “собеседниками” были художники Средних веков и великие мастера Возрождения».
Освоив академическую школу живописи, Тихомиров обратился к изучению наследия
импрессионистов, постимпрессионистов, фовистов, экспериментировал в этих новых для себя стилях, создавая картины, которые отражали его воспоминания о жизни в родном Баку, впечатления от классических музыкальных произведений, драм и сонетов любимого им Шекспира, фильмов Феллини, Антониони, Бергмана. А.Д. Тихомиров. 1940-е гг.
По словам друга художника, коллекционера, искусствоведа В.А. Матвеева, «…он считал, что соцреализм себя изжил. Сочетая в своем творчестве классику и современное искусство, он сумел пропустить все это через себя и создать новые образы».
В 1949–1976 годах по заказам Московского Комбината монументально-декоративного искусства (КМДИ) Тихомиров выполнял портреты Ленина и руководителей партии для праздничного оформления столицы. Эти огромные панно и плакаты приходилось писать на поле стадиона «Динамо» – только там панно целиком помещалось на одной площади. Там же художник писал и самый большой в мире ленинский портрет, с которым связана интересная история.
В 1975 году СССР посетил известный итальянский художник-коммунист Ренато Гуттузо. В сопровождении первого секретаря Московского горкома партии, члена ЦК Политбюро В.В. Гришина художник любовался праздничной Москвой, проезжая по городу в правительственной машине. Увидев на фасаде здания МИД портрет Ленина, Гуттузо был поражен размерами панно и высоким уровнем исполнения, о чем и сообщил своему спутнику, поинтересовавшись авторством работы. Гришин этого не знал, но похвала гостя заставила его выяснить имя художника. В дальнейшем портрет был исполнен на специальных лентах и за него Тихомиров был удостоен золотой медали на выставке наглядной агитации ВДНХ. Более того, ему вручили ключи от мастерской, на что до сих пор он, исключенный из Суриковского института за проявление формалистических тенденций в живописи и, соответственно, не состоявший в Московском отделении Союза художников, не мог и надеяться.
Но официальные заказы были для Тихомирова только необходимым заработком, позволявшим кормить семью и означавшим возможность отдаваться самому важному: созданию картин, посвященных театру и цирку, библейским сюжетам и темам странничества, отверженности человека мыслящего, ищущего свой путь в жизни. Теперь, так неожиданно, благодаря ленинскому портрету получив возможность работать в мастерской, Тихомиров мог заниматься творчеством. Впрочем, и прежде, не имея собственной мастерской, он много работал дома, в комнате коммунальной квартиры, а летом в начале 1960-х – на даче, которую снимал с семьей в подмосковном Троицком. Это живописное село на берегу Клязьминского водохранилища было для него источником вдохновения. «Палитра его стала стремительно меняться, расцветать необычайными сочетаниями, – вспоминала дочь, художник Анна Тихомирова.– Вначале появилось множество сверкающих, как бы светящихся пейзажей, затем родилась серия “Петрушка и Балерина” на тему commedia dell’arte. Троицкое в то время было “маленьким Абрамцевым”. Сюда съехались художники, продолжающие традиции 20-х годов: А. Лабас, И. Глускин, С. Адливанкин, Б. Тальберг. В отличие от художественного официоза, развлекавшегося на “творческих дачах”, все они глубоко и напряженно работали, отдыхали мало. И, конечно, собирались у Тихомирова. Всех их привлекали его необычные работы и фантастически преображенные дачные комнаты. Мощный темперамент художника захватывал пространство. Живопись, как бы выплескиваясь из рам, преображала интерьер, выхлестывалась на улицу. Вся дачная мебель выкрашивалась в контрастные, бодрящие цвета, комната превращалась в картину». Он был именно таким – страстным, переживавшим бурю эмоций, но внешне спокойным человеком. И в образах героев его работ чувствовались страсть, любовь, драматизм собственной жизни, в которой было достаточно испытаний– от частичной потери зрения в юности до невозможности долгие годы открыто заниматься творчеством.
Художник, искусствовед Л.Ф. Дьяконицын вспоминает: «Когда я увидел впервые картины Александра Дмитриевича, то удивился смелости и оригинальности его работ, ощущению того, что перед нами совершенно новая страница советского искусства. Он велик своим поиском в искусстве – поиском композиции, прежде всего, колорита и, во-вторых, поиском характера человека. Любая его картина – глубокое исследование психологического состояния человека. И персонажи столь разновелики, красивы, что сейчас являются, я сказал бы, образцом для современного искусства. Думаю, сегодня его творчество актуально и очень важно для развития искусства…»
Тихомиров никогда не комментировал свои полотна. По-видимому, главная причина этого «молчания» в том, что он хотел предоставить зрителю свободу восприятия и формирования собственного мнения. Ни одно из его произведений, будь то работа на тему театра или тему изгнания, не- возможно трактовать однозначно, ибо художник вкладывал в него несколько философских подтекстов, несколько смыслов. И ни один из них нельзя вырвать из общего контекста, не разрушив целого. Проработав 26 лет в КМДИ, еще 19 лет А.Д. Тихомиров напряженно, по 8 часов в день, трудился за мольбертом, воплощая свои замыслы. Сегодня его уникальное наследие становится все более и более известно зрителю.
